Мы с Леной жили в промзоне на окраине Сормово. Я тогда заканчивал третий курс и подрабатывал по всякой мелочи, а она работала продавцом в заре. У нас был один велосипед на двоих, и каждый день мы вдвоём ездили за покупками на нем: она неизменно сидела на маленьком сиденьице, которое давным давно сделал для маленького меня дед, а я ее вёз. У нас никогда не было денег, но всегда находилась целая бутылка вина. Я курил бонд по причине экономии, она - только мальборо. Что ж, ради такой дамочки приходилось раскошеливаться - на две разные пачки табака денег у нас, как правило, не находилось.
Она была легкой на подъем и не утруждала себя ношением одежды дома. Она любила рисовать, поэтому на день рождения я подарил ей мольберт и краски, вследствие чего стены были сплошь увешаны всяческими картинами . В нашей квартире мебель отсутствовала: не было даже кровати - лишь матрас, купленный в Икее ещё давно. Два светильника, гирлянды в винных бутылках, один ноутбук на двоих и пара трубок-звонилок. Но зато было много книг: шкафа тоже не нашлось, поэтому мы просто складировали их вдоль стены. В холода она носила мой свитер, а я делал вид, что мне не холодно.
И все же, несмотря на трудности, я был искренне счастлив. Никакими деньгами нельзя было купить то богатство, что было у меня. Ее смуглая кожа согревала меня по ночам, а от волос неизменно пахло земляникой. Этот запах до сих пор заставляет меня порой оборачиваться в метро, пробегая по спине холодной дрожью.
Однажды нам несказанно повезло: мне подвернулась одна не очень легальная, но легкая работенка, с которой за один день я вынес половину нашего общего месячного бюджета. Когда я с порога заявил об этом Лене, она тут же скинула с себя всю одежду и принялась танцевать, а я в это время запускал руками купюры - одна за одной, создавая подобие денежного фейерверка над ней. Подобие - потому что купюр было слишком мало. Но Лена была вне себя:
- Хочу вина! Вытаскивай велик, поехали!
И я вёз её, а она на ходу пила прямо из бутылки, добродушно смеясь и отвечая улыбкой на взгляды усталых работяг и ворчащих бабушек. Мы купили голландского сыра, сигарет и две бутылки дешевого шардоне, затем поехали на маленький прудик, который находился в сотне метров от жилых домов. Расстелили плед, вытащили видавшие жизнь бокалы, которые мы стащили из все той же икеи, я открыл вино. Был сентябрь, поэтому стемнело рано. Ветер был все ещё теплым, мы целовались, свесив ноги к воде. Первая бутылка была допита, я рассказывал Лене историю дома напротив:
- Видишь вот эту развалину? Это знаменитая своим убожеством серия К-7, Ее ещё "хрущевкой" называют. Ее проект купили вместе с производством у французов и понаставили по всему совку. Вот только не подумали, что к восьмидесятому году святой коммунизм может и не наступить, и эти "временные" бараки так и будут стоять спустя даже сто лет. Жильё это не предназначено для наших морозов, а плоская крыша без должной изоляции постоянно заставляет кровлю течь. - распинался я, козыряя полученными знаниями. - Тебе это интересно?
- Да, я такого не слышала, расскажи! - она действительно слушала меня с неподдельным интересом. Я вновь наполнил ее бокал и продолжил:
- Ну вот, а вот это - я указал на вертикальную полосу посреди дома, - деформационный шов. Он как бы разделяет весь объект на две независимые части, чтобы при небольшой деформации домик не рушился. Вот. А вообще, весь этот дом возводили с нуля за две недели! В своё время это спасло всю страну, но вместе с тем наглухо изуродовало ее архитектуру. Такие дела.
- Эх, жили бы при Хрущеве такие великие эксперты, как ты! Уж они бы не допустили таких оплошностей! - нарочито горделиво сказала Лена, улыбаясь во все тридцать два, за что немедленно была вознаграждена презрительными факами в свою сторону.
- Эй, молодежь, сигареткой не угостите? - послышалось позади.
- Не курим. - в унисон ответили мы.
- Ох бля, спортсмены!
Как только бродяга отошёл, мы закурили. Лена лежала на моих коленях, мои руки тонули в ее густых волосах.
- А чего ты хочешь? - спросила она, выдыхая дым.
- Сейчас или вообще?
- Сейчас и вообще.
- Хочу вставить в глаза камеру и снимать то, что вижу. - улыбнулся я. - а ещё выдавить прыщ у тебя на лбу.
- Э-эй! - она резко вскочила и начала водить руками по лицу. - нет у меня прыщей! - воскликнула Лена, но увидев, что снова вот-вот попадётся на вечно прокатывающую шуточку в адрес ее небольшой груди, разразилась гневом и набросилась на мою нагло-довольную физиономию:
- Ах ты козлина, не трожь мои сиськи! Грубиян! - кричала она с наигранной злостью и чертовски успешно пользовалась тем, что я боюсь щекотки. Эта отчаянная схватка переросла в поцелуй - такой отчаянный и горячий, что на миг мне показалось, эти губы никогда не отпрянут и будут вести меня вперёд вечно. Но что такое вечность для двадцатилетнего подростка?
На горизонте розовело. Я был пьян и с трудом удерживал руль, виляя по проезжей части и заставляя сонных водителей просыпаться быстрее. Лена оперла ноги о раму, и, обняв меня, уснула на моем плече. Было совсем тихо, первая осенняя изморось ударила по ещё зеленой траве. И я был счастлив. Я улыбался на гневные гудки машин, ведь впереди ждал наш общий матрас, мы ехали на нашем общем велосипеде, она была в нашем общем свитере, а я делал вид, что мне не холодно.
