Странный.
Осень прокралась в Москву. Холодные ветра прогуливались по вечерним аллеям и площадям, обнимая беспечного прохожего в летнем наряде. Музыканты у метро отбивали ритм знаменитой композиции из фильма «Ва-банк», делая паузы в два-три глотка. Фонари зажигались еще до сумерек и, поэтому светили рассеянно и боязливо.
Мы стояли за столиком в грязно-рыжем свете беснующегося бара. В месте слишком нетипичном для центра по виду (где еще выдается в Москве ПОСТОЯТЬ за столиком?) и царящей здесь атмосфере всепоглощающего праздника и рваного крика души. Непременно, если бы этого места не существовало, мы бы его придумали.
Глотнув из пластика по второй и взглянув на шпроты, он начал:
- Нет. Он был другим, понимаешь. У него в голове что-то было, искра, дар, - он запинался, но уверенный взгляд выдавал поиск верного слова, - Странный! Во! В точку. Странный, на своей неведомой волне. Вот знаешь, чтобы он сейчас сделал, будь он с нами третьим?
- Нет, - откровенно признался я.
- А он бы сейчас залез вот на этот стол и прочитал бы что-нибудь есенинское, дикое, бунтарское, - он обвел кабак взглядом, - ты посмотри, сколько людей здесь этого ждут? Просто они пока сами об этом не догадываются.
- Ну, если мы сейчас бутылочку раздавим, то не исключено, что этим и займемся, - шутливо буркнул я, зацепив шпротину в банке.
- Исключительно из собственного желания, а у него другое, - наливая, продолжал он, - Чутье у него было. На людей чутье. Он им помогал.
- Деньгами или советом? – заинтересовался я, растворяясь, как в теплой ванне в запахах табачного дыма и гуле пьяного балагана.
- Собой, - неожиданно серьезно сказал он и на секунду, будто отмотал внутри себя пленку, - Стояли мы как-то в таком же бардаке, выпивали, я тогда уже порядочно накидался. Пошел освежиться на улицу, а он остался вещи караулить. Прихожу, а за столиком третий, незнакомый. Я спрашивать не стал, выпили, познакомились. Студент, приехал из Сибири, что-то там медицинское. Вообще он мало говорил, больше глядел на него как-то страдальчески…
- В таких забегаловках кого только не встретишь, - перебил я весело, - Вы там не с Раскольниковым часом распивали?
- Почти. Только парень тот старушек не убивал, он больше на себе специализировался, - он почему-то нашел эту фразу дико веселой и расплылся в улыбке, - полный карман таблеток и неразделенная любовь в голове. Зашел паренек для смелости махнуть рюмку, а тут он из-за последнего стола прямо к нему: Как дела? Давай знакомиться?
Мне не хотелось улыбаться.
- Это парень нам сам рассказывал, когда мы из этого бара в обнимку выходили и таблетки в пруд сбросил, - он резко взболтнул бутылку, - при мне был еще спивающийся художник, у которого он картину за бешеные бабки купил, хотя мог за бутылку ее выменять; депрессивный мент, который озверел от работы, но оказалось, что обожает играть Баха и Шопена; старик-нищий, которого он в ресторан привел, узнав, что у того день рождения. Да сколько б еще было…
Я опустил глаза и поднял стакан.
- За него. За странного человека.
- Не чокаясь.
Воздух был после дождя свеж и прозрачен, наверное, такой воздух закатывают в банки и продают. Бар закрывался, хозяйка нервно провожала до дверей последних забулдыг.
Метро давно остановилось, поэтому таксисты сигналили и собирали остатки веселого праздника.
- Получается, нам никто не поможет, - затушив сигарету, спросил я.
- Он нам уже помог, - устало ответил он.